Маленькая Надежда

Богоматерь с Младенцем Иисусом на коленях умиротворенно смотрела на Кирилла. Маленький Иисус тоже смотрел на монаха, но как-то грустно и чуть-чуть вопрошающе, казалось, даже тревожно. Кирилл поставил свечу перед самой иконой и опустился на колени. Свет и взгляд Богоматери немного успокоили его: словно не свет обычной свечи, а отблеск какого-то неземного сияния коснулся души. Сознание стало ясным, ум перестал метаться и словно бы исчез совсем, а тоска, терзавшая сердце Кирилла, стала рельефной, четкой и еще более острой. «Где Ты, мой Господь?» — эти слова ясно и гулко зазвучали внутри монаха. Не так как раньше, смазано, с примесью отчаяния и тревоги. Сейчас молитва говорила в сердце одна. Говорила только молитва, все остальное молчало. Кирилл закрыл глаза, но ничего не изменилось — он по-прежнему чувствовал и даже видел взгляды с иконы. «Я могу только просить Твоей милости… На самом деле даже на это у меня нет права, потому что Ты — Господь. Ты даешь каждому то, что ему необходимо. Просить Тебя — все равно, что признаваться в неверии. Но я и признаюсь в неверии! Я потерял веру в Тебя, а значит, потерял и Тебя самого, а значит, потерял и себя. Что же мне делать? Просто оставаться, как есть? Я не могу! Я жил для Тебя! Я жил Тобой! Что мне делать сейчас? Все что я могу — это плакать и молиться: о Господь, появись хоть как-нибудь! Но кажется мне, что и это бесполезно… Сомнения жгут меня изнутри и кажется, что есть одно средство от этой боли — Господь, появись хоть как-нибудь! Защити сердце этого грешника! Иначе оно сгорит или станет твердым и холодным сердцем лицемера. Но если такова Твоя воля, то пусть лучше оно сгорит… О Господь! Спаси меня! К кому я еще могу обратиться? Мой наставник ушел, теперь некому позаботиться об этой грешной душе. Кого мне еще просить? О Господь! Спаси и сохрани — появись хоть как-нибудь!» Кирилл плакал внутри. Из глаз его тоже текли слезы, но эти слезы ничто по сравнению со слезами сердца. Кирилл плакал внутри. И чем больше он отдавался этому чувству, тем яснее он видел — видел, не открывая глаз, — словно что-то начинало светиться прямо внутри, и это что-то становилось все ярче и ярче.

«Господь! Откликнись хоть как-нибудь! Для Тебя это не составит никакого труда, ведь Ты вездесущий и всемогущий! Мои мучения принадлежат Тебе так же, как весь я принадлежу Тебе. В Твоих силах избавить меня от них или наделить еще большими… Что я могу поделать? Хорошо ли, что я воспринимаю Тебя, как боль? Нет, ведь Ты всемилостив. Прошу, прояви же эту милость, которую я не заслуживаю. Но я готов даже воспринимать Тебя, как боль, если буду уверен, что это Ты. Но я ни в чем не уверен, я полон сомнений. Господь, появись хоть как-нибудь! Сейчас мне кажется, что Ты совсем рядом, я почти чувствую Тебя. Это удивительно, о Господи. Спасибо Тебе. Но между «кажется», «почти» и уверенностью — такая разница! О Господь, Ты даешь почувствовать Себя, но скоро вернется ум, и я забуду о чувствах. Господь! Пожалуйста, сделай еще шаг, чтобы я не только чувствовал Тебя, но знал Тебя! Знал, что Ты есть, что Ты рядом… Господь, покажись хоть как-нибудь!..»

Огонь в сердце разгорался. Казалось даже, что это уже не огонь, а само солнце. Восход солнца. Свет усиливался с каждой минутой. Вот-вот, и появится что-то Удивительное! Как за рассветом поднимается само Солнце. Кирилл чувствовал, что вот-вот внутри засияет Господь — настоящее светило сердца. Он настолько погрузился в это ожидание, в этот свет-предвестник, что молитва его перестала быть словами, Кирилл сам стал молитвой. Молитвой безмолвной, ждущей. Все существо монаха, — ум, тело, разум и душа, — стало одной немой молитвой, обращенной к Богу. Свет вспыхнул, предвещая появление своего Господина! Яркие-яркие лучи пронзили сердце, и внутренний взор Кирилл почти ослеп. Лучи пронизывали все и вся! И наконец…

В дверь кельи громко постучали. В ночной тиши стук прозвучал словно удары огромного колокола. Кирилл от неожиданности открыл глаза. На него спокойно смотрела Богородица и чуть тревожно, вопрошающе смотрел Маленький Иисус. Кирилл спохватился, закрыл глаза, попытался вернуть в сердце свет, но сердце уже заполнило другое чувство. Сначала жуткая досада, затем бессилие, которое вскоре сменилось тихим, плачущим смирением.

В дверь опять постучали. Теперь это был обычный, тихий стук в дверь. Кирилл вновь почувствовал досаду и раздражение. Еще никогда в своей молитве он не заходил так далеко. Как же его прервали!

«До чего не вовремя! — раздраженно подумал Кирилл. — Я чуть было не разгневался… Господи, прости мне этот страшный грех. А я ведь должен знать, что на все Твоя воля. Наверное, какой-то монах заметил свет в моем окне и решил зайти, узнать все ли в порядке». Кирилл успокоил себя такими мыслями, но у самой двери все же не выдержал: «Но ведь должен он знать, что если монах ночью не спит, то он молится?! Разве можно прерывать молитву?! Нет, я не могу сдержаться и сейчас все ему выскажу! В конце концов, ему же на благо…»

Страницы: 1 2 3 4